Народный артист СССР Леонид Броневой обладал актерским мастерством широкого диапазона. Ему по плечу были и драматические, и комедийные роли. Пожалуй, самые запоминающиеся – в таких киношедеврах, как «Семнадцать мгновениях весны», «Покровские ворота», «Тот самый Мюнхаузен». И везде, заметьте, роли не главные. Но сыгранные, воистину, филигранно. Поэтому и остались в сердце навсегда.
Для меня же любимой является роль Броневого в фильме Марка Захарова 1984г. «Формула любви».
В этой киноленте Леонид Сергеевич сыграл доктора. И опять-таки роль небольшая. Но такая особенная. И такая обязательная для ироничной стилистики этой киноистории.
По сюжету доктор Броневого вместе с великолепной Татьяной Пельтцер (она играет Федосью Ивановну, поместную дворянку) составляют этакий тандем здравомыслящих скептиков, которые пытаются противопоставить свою по-житейски мудрую мораль романтическим грезам юного Алексея, а также метафизическим изыскам графа Калиостро. Одно удовольствие смотреть на эту парочку, совершенно беззлобно и очень изящно подтрунивающую над юным барчуком и заезжим иноземным авантюристом.
Кстати, Леонид Броневой и Татьяна Пельтцер и по жизни были в приятельских отношениях. Вместе служили в театре Ленкома. А на съемках «Формулы любви» и вовсе создали «клуб по интересам»: ночи напролет играли вместе с звукооператором в преферанс, а наутро как ни в чем не бывало появлялись на съемочной площадке, полные сил и энергии.
Фильм «Формула любви» остался в памяти зрителей, прежде всего, как сокровищница крылатых фраз. И особое место среди них принадлежит перлам, изрекаемым доктором.
И, между прочим, мне кажется, что именно они и позволяют судить о характере этого персонажа.
В исполнении Броневого доктор – это усталый человек, который так много видел в жизни, что его уж не удивишь ничем. Даже чудесами заморского волшебника Калиостро.
Потрясающ тон, которым доктор изрекает свои знаменитые фразы. Абсолютно невозмутимо и спокойно. А за фразами – богатый подтекст, который позволяет узнать немало об этом персонаже.
Скажем, то, что он одинок. Ведь ни в одном высказывании доктора нет и намека на семью. А по тому, как себя ведет доктор по отношению к Федосье Ивановне, видно, что в ее-то доме он точно не чужой. И привык отогреваться сердцем именно здесь.
Доктор – скептик. Его суждения иногда балансируют на грани цинизма. Но не переходят эту грань. Вот, например, одно из его житейских наблюдений тому яркое свидетельство:
«Стрелялся стало быть у нас некий помещик Кузякин… Приставил пистолет ко лбу. Стрельнул раз – осечка. Стрельнул другой – осечка. Э-э-э, — думает, — видно не судьба! И точно, продал пистолет, а он у него дорогой был, с каменьями! Продал пистолет, да на радостях напился! А потом уж спьяна упал в сугроб, да и замерз».
Но есть вещи, которые и ему, опытному умнику, непостижимы. Помните его потрясающе глубокомысленный афоризм: «голова – предмет тёмный и исследованию не подлежит»?
Причем, у доктора имеется замечательное свойство – говорить совершенно простые, тривиальные вещи, так, что они приобретают значимость жизненных аксиом. Вспомните, скажем, каким доверительным тоном он изрекает:
— «Ему хорошо. Живому все хорошо»,
— «Коли доктор сыт, так и больному легче».
Во всех репликах доктора обязательно сквозят и ирония, и самоирония. Причем, иногда как-то незаметно превращаясь в колкую сатиру, под стрелами которой оказывается беззащитен даже всемогущий Калиостро. Обожаю эти бесподобные пассажи доктора:
-«Да, это от души. Замечательно. Достойно восхищения. Ложки у меня пациенты много раз глотали. Но вот чтобы так, за обедом на десерт и острый предмет? Замечательно! За это Вам наша искренняя сердечная благодарность! Но, если конечно, кроме железных предметов, фарфор можете употребить, тогда просто слов нет!».
— «У нас писарь в уезде был. В пачпортах дату рождения только одной цифиркой обозначал. Чернила, шельмец, экономил! Потом дело прояснилось. Его — в острог, а пачпорта переделывать уже не стали. Документ все-таки! Уфимцев, купец, третьего года рождения записан от Рождества Христова, Куликов – второго, Кутякин – первого».
И только в финале, когда доктор врачует и увещевает неуемного Калиостро, вдруг улетучивается куда-то весь сарказм, а звучит только пронзительная нота сентиментальности и сочувствия:
«Кончать надо с хиромантией, дружок! Пальцами – искрить, вилки – глотать. В нашем возрасте уже не годится. И с барышнями — поаккуратнее. Мраморные они или не мраморные. Наша дело – сторона. Сиди на солнышке – грейся».
Сочувствия, а еще усталости. От прожитых лет. От себя самого. От людской глупости.
Вот такой он доктор в «Формуле любви». Неимоверно обаятельный. И очень … недосказанный. Как будто все же не узнали мы чего-то о нем. А так хотелось…
