Л. Голубкина. Фото из открытых источников
Интерес к Ларисе Голубкиной не утихает со времен триумфа «Гусарской баллады». Этот фильм дал ей все: громкое актерское имя, славу, любовь зрителей и армию поклонников. Но мало кто знает, что на самом деле «звездная» роль корнета Азарова в этой феерической комедии в каком-то смысле перечеркнула многие ее мечты.
Это интервью писалось по телефону в январе-феврале 2015 года, накануне 75-летия актрисы. По вечерам я звонил, и Лариса Ивановна (если была в добром настроении) стоически отвечала почти на все вопросы. Получилась многочасовая запись, где она откровенно рассказала о несбывшемся, наболевшем, о том, в чем виновата перед своим мужем Андреем Мироновым.
В день рожденья Ларисы Голубкиной (9 марта ей исполняется 83 года) предлагаю часть этого интервью.
Л. Голубкина. Фото из открытых источников
«Я — ПОЗДНЯЯ ПТАШКА!»
— Лариса Ивановна, это правда, что в театре Российской Армии у вас звание – полковник?
— Придумываете… В нашем театре у актеров нет воинских званий.
— Значит, нет ни парадных мундиров, ни памятного табельного оружия?
— Если бы было, я бы давно всех перестреляла! (Хохочет.) Я бы выходила с пистолетом как в «Оптимистической трагедии» и говорила: «Так не доставайся же ты никому!»
— Неожиданное начало… В вашей биографии есть любопытный факт: оказывается, известный художник Константин Маковский рисовал картину «Русская красавица» с вашей бабушки.
— Я слышала об этом, но не видела самой картины. Да и бабушку эту свою Агафью видела от силы два-три раза и ничего толком о ней не знаю, кроме того, что она действительно славилась своей красотой. У нее лицо было очень интересное — нос с горбинкой, глаза миндалевидные, голубые. К сожалению, ни ее фотографии, ни мои детские снимки не сохранились – весь семейный архив погиб во время войны.
Л. Голубкина. Фото из открытых источников
— А помните, какая вы были в детстве?
— Мне очень нравится мое детство, которое прошло в Лефортово в Москве. Я там родилась, выросла. Кстати, Лефортовский парк мне до сих пор снится… Какая? Сколько себя помню, я была сама по себе. Упрямая, даже можно сказать упертая – вся в отца. Думаю, вот эта упертость папина передалась и Маше моей. Она тоже ого-го! С трех лет я пела. На «бис» исполняла весь репертуар Клавдии Ивановны Шульженко и все военные песни. И уже тогда понимала, что во мне что-то есть особенное, потому что взрослые, чтобы послушать, как я пою, были готовы терпеть мои капризы.
Сначала папа на войне был, а когда вернулся, мы уехали жить в Германию. Но в гарнизоне, где он служил, не было школы, поэтому меня отправили домой и все старшие классы я жила в Москве самостоятельно.
— Вас отпустили одну?
— В том-то и дело. А знаете что самое поразительное? Казалось бы, меня одну оставили, но никакие глупости мне даже не приходили в голову. В девятом классе я поступила в дирижерско-хоровое училище, позже стала ходить на лекции на биологический факультет МГУ. Меня не тянуло на гульбу… То есть видимо что-то они заложили в меня вот так крепко. Ни шагу назад, ни вправо, ни влево. Расстрел! Причем я сама понимала, что мне не нужно.
Л. Голубкина в юности. Фото из открытых источников
Приведу такой факт. Когда родители вернулись в Москву, я уже снялась в «Гусарской балладе», толпы поклонников ходили за мной по пятам. Но мне говорили: «Подумаешь, актриса! В десять вечера – домой как штык». И я старалась — как штык. Помню, у нас на восьмом этаже было большое окно в коридоре, и мама меня там поджидала. Иду и думаю: «Боже! 15 минут одиннадцатого, а она уже стоит, ждет». Время другое совсем было!
— Ваш папа был кадровый военный, мама – закройщица. В родителях была творческая жилка?
— Думаю, да. Мама шила чудесно – я ее даже потом называла «Юдашкин в юбке». А папа вообще много чего умел делать здорово. Он был мастер спорта и чемпион ЦСКА по стендовой стрельбе. И охотник был невероятный, заядлый. Мы жили очень небогато – голь переголь. Пальто нет, ничего у нас нет, зато у нас есть четыре дорогущих коллекционных ружья. Вот, понимаете, папа был шикарный – обаятельный, артистичный. Тетки в него влюблялись… Он играл на инструмэнтах, пел под гитару, классно делал степ и все ему давалось очень легко, как бы между прочим. Поэтому когда я вдруг вякнула, что хочу быть артисткой, папина реакция была абсолютно негативной.
— Но почему? Разве родители не видели, что у вас музыкальные способности?
— Ну и что! Это, как они считали, само собой. Красивые ноги, хорошая фигура, стать, музыкальность должны быть у человека – вот так отец считал. Но это не должно быть возведено в ранг профессии. Поэтому я три раза в неделю исправно ходила на биофак на Моховой, «заметая следы». Это тактический ход был для родителей.
— За вами вообще никто не присматривал?
— Иногда приходила мамина приятельница Вера Николаевна, и видимо, это была «слежка»: не опустилась ли девушка, не дошла ли до какой-нибудь ручки. И если что, – доносила сразу. Был случай, я уже первый курс ГИТИСа закончила, но еще не снялась, и за мной ухаживал очень симпатичный мужичок, который был постарше лет на восемь. Мы даже не целовались – можете себе представить? Никто не поверит! Он меня возил на своем модном мотоцикле «Ява», и конечно, у него были какие-то планы на меня. Но они не осуществились, по причине того, что нас увидели вместе и немедленно был выслан донос в Германскую демократическую республику, что, мол, «Лариса пропала!» Мама тут же приехала!
— Шаг влево… «Расстрел»?
— Ну не совсем расстрел — мама-то все равно меня любила, она была мягким человеком. Но был строгий «разбор полетов», меня осудили и выслали за сто километров – в Ступино к родственникам на все лето. Мне бы оттуда этому Мише позвонить, он мог мгновенно сесть на свой мотоцикл и примчаться. Но от страха и ужаса я напрочь забыла его телефон! Самое смешное, что когда я вернулась в Москву, он сразу предложил пожениться. А я, как только слышала предложение «замуж», мгновенно исчезала.
— Вам не хотелось замуж?
— Ой, не-е-т. Я очень поздняя пташка — в 19 лет только первый раз поцеловалась…
— Как вы решились поступать в театральный?
— Да случайность! Я же в художественной самодеятельности в школе никогда не участвовала – меня она раздражала.(С иронией.) Я была выше этого! И при этом сама очень была нерешительная. А получилось так. В 10 классе я шла на бал выпускной, и пожилая соседка, бывшая актриса, меня спросила: «Кем ты хочешь стать?» Рассказала, что хожу на биофак. «Да какой биофак! – воскликнула она. — Иди в театральный. Гарантирую, что тебя возьмут!» И я послушалась.
Л. Голубкина в фильме «Гусарская баллада», 1962 год
ПОСЛЕ ВОСЬМОГО ДУБЛЯ – НА НОСИЛКАХ
— На главную роль в «Гусарскую балладу» пробовались Немоляева, Гурченко, Фрейндлих… Как вы думаете, почему Эльдар Рязанов выбрал вас?
— Недавно умерла жена Юрия Никулина – она у нас играла в массовке. Но почему-то долгие годы она всем рассказывала, что именно она должна была играть Шурочку Азарову. Ну очень многим хотелось ее сыграть, понимаете? Хотите, я скажу: как было? Многим хотелось, а я – согласилась там играть, потому что поняла: это моя роль.
— ?!
— Во-первых, я была девица и весила 49 кг. Грудь была первого размера. А это очень много значило для образа. Они же все тетеньки были – а на экране это все видно. Во-вторых, я пела. В-третьих, темперамент у меня неуемный был, энергия… Аж брызги летели! Еще я неплохо умела стихи читать, а там же все в стихах. Сама скакала на лошади и практически все каскадерские трюки делала сама. С настоящей двух с половиной килограммовой саблей образца 1829 года наперевес бросалась в «драку»…
— Эльдар Рязанов написал в своей книге, как, чтобы придать вам уверенности и показать пример, сам прыгнул с балкона и чудом не сломал себе ноги….
— Он действительно прыгал… А потом прямо в кадре я сильно подвернула ногу и меня на носилках унесли со съемочной площадки. Это было, кстати говоря, на восьмом (!) дубле.
Тем не менее, вся обстановка на съемочной площадке была просто потрясающая. Как только начинался съемочный день, мне хотелось бежать, бежать и бежать туда. Хотелось остановить время — такая там красотища была! Знаете, есть люди, которые любят вспоминать школьные годы. Я не ностальгирую по школе – я вспоминаю «Гусарскую балладу». Квинтэссенция – все было в кулак собрано именно там.
Кадр из фильма «Гусарская баллада»
— «Кавалерийские атаки» ухажеров-актеров сразу пришлось отбивать?
— (Смеется.) И во время съемок и долгое время после я себя оберегала от компаний мужчин-актеров. Когда после премьеры у нас начались совместные поездки, концерты, я быстро поняла обстановку и про себя решила: та-а-к, все ЭТО не для меня.
— Если не секрет, большой гонорар получили за картину?
— 45 тысяч рублей. На эти деньги в те годы можно было купить машину. Я заставила маму с папой еще добавить, и мы купили дачку с хорошим участком.
«А ТЫ И ТАК В ШОКОЛАДЕ!»
— На музыкальном отделении ГИТИСа вашим педагогом была легендарная Мария Петровна Максакова. Правда, что она видела вас исключительно оперной певицей?
— Да, у меня даже сохранилось ее рукописное пожелание «не зарывать в землю свой талант». И спустя столько лет, я понимаю: конечно, большая глупость, что я не стала делать оперную карьеру. У меня было меццо-сопрано, красивый тембр (он и сейчас неплохой, кстати говоря). Можете себе представить — на экзамене я пела «Аиду».
Но… не учитывалось одно важное обстоятельство: я стала очень известной практически мгновенно. За первые полгода картину посмотрело 49 миллионов людей. И отныне я должна была соответствовать этой известности каждый шаг. Если пою, то уж должна переплюнуть «Гусарскую балладу». А для этого мне надо было копытом рыть землю, делать репертуар…
— Что же помешало?
— Неуверенность в себе. И эту мою особенность родителям и педагогу нужно было побороть в зародыше – в самом начале. Или как Елена Образцова рассказывала… Ее педагог закрыл в классе: «Пока не выучишь вот эту вокальную партию – не выпущу!» Я же наивно думала, что приду в драматический театр с красивым голосом, и как драматическая артистка буду петь там на сцене. А когда пришла в театр Советской Армии, во мне никто не был заинтересован – ни режиссеры, ни актеры. «Подумаешь, пришла «звезда» какая! Сейчас прямо мы для нее будем музыкальные спектакли ставить». Меня взяли на роль Шурочки Азаровой в спектакль «Давным-давно» и только через пять лет возобновили эту постановку. А пять лет я болталась без дела. Ну кто это мог предвидеть?! Могла б повыбирать театр-то. Были возможности.
Л. Голубкина в фильме «Сказка о царе Салтане», 1966 год
В фильме «Дайте жалобную книгу», 1964 год
— Почему вы не стали делать карьеру в кино? После такого громкого дебюта недостатка в предложениях наверняка не было.
— Не было. Но как только я стала известная, наоборот, стали ко мне придираться: не так встала, не так села, не так спела, не так сказала. «Не будем ее снимать – она и так уже популярная». У меня были сплошные концерты, да? Людям увеличивают ставку, а мне — нет. Спрашиваю: почему? «А ты и так в шоколаде!» Понимаете? Актерская профессия требует неуемного тщеславия, фанатического желания первенства. И чем дальше, тем больше. А у меня никогда не было таких амбиций. Может, потому что отец все время талдычил, что актерство — это позорище.
— То есть вы не из тех, кто дерется за роли, пробивают, ставят условия…
— Наоборот, отдаю с лихвой свое. Вот и сейчас сделала ремонт, и могу матрас отдать кому-нибудь хороший на кровать. Другой продаст, а я отдаю бесплатно.
— А если серьезно?
— Я – кошка, которая гуляет сама по себе. Вот такой… самородок-самодурок. (Смеется.) Надо было с кем-то специально дружить, мелькать, ходить по «Мосфильму»… Нет!
Л. Голубкина на съемках эпопеи «Освобождение», 1971 год
Л. Голубкина в фильме *Трое в лодке, не считая собаки*, 1979 год
СЕКС-СИМВОЛ ДЛЯ ДЕВУШЕК
— Вы сказали, что в театре вам не обрадовались.Завидовали?
— Зависть, наверное, присутствовала, но я никогда не обращала внимания, как ко мне относятся. Был случай в 1974 году, когда я опоздала на дневной спектакль. Делала ремонт в квартире, поздно уснула и проспала. Он начался с опозданием 8-10 минут, поскольку мне позвонили, а театр-то рядом. Я прибежала, чуть ли не на ходу переодеваясь в гусарский мундир. Но меня судили. Собрался весь худсовет, старейшины театра… Боже мой! Что они мне говорили, как они на меня покатили бочку. Я стояла, слушала, слушала. Когда все закончили, воскликнула: «Какое счастье, что я проспала! Я теперь знаю, как вы действительно ко мне относитесь!» Я к каждому из главных «ораторов» обратилась, каждого «разложила по полочкам», и ушла.
— То есть на самом деле они…
— Ненавидели меня. Я всегда как прыщ на носу у них была. Пусть я снималась нечасто, но с1963 года ездила со своим фильмами по два-три раза в год куда-нибудь за границу – на фестивали, на «Неделю советского фильма». И это раздражало людей безумно. Мне всячески ставили ножки, какие-то приглашения, которые приходили на мое имя, прятали в стол. Первые годы я еще говорила, что куда-то поехала, а потом просто уже молчала.
Даже если мне удавалось на сэкономленные суточные иногда купить там красивую пару обуви или красивую сумку, я в театр не надевала привезенные новые вещи. Мне не нравились бегающие глаза завистливые. «Ишь, какая! Все время ездит то во Францию, то в Америку. Вон я в Мытищи реже езжу, чем она!» «Лариса Ивановна!» — меня в Кишиневе ловил в аэропорту начальник театра, чтобы я не ехала в Париж. «А что происходит? Вы же сами год оформляли эту поездку!» «Я боюсь Нину Сазонову». Начальник театра боится актрису! Видимо, она устроит ему такой скандал: почему Голубкина, такая-сякая, уехала на гастроли в Париж!
Л. Голубкина в телепрограмме «Бенефис Ларисы Голубкиной», 1975 год
— Зато у известных актрис в СССР были бездна народного обожания, мешки писем, верные поклонники…
— Только поклонники у меня были специфические. 15 лет за мной носились как кони девчонки, начиная с 13-ти и до 20 лет. «Сыры», так называемые. Это было что-то, ужас! Единственное – я всегда была вся в цветах.
— Почему именно девчонки?
— Думаю, что это все построено на сексе. Знаете, половозрелость такая, когда гормоны играют, они не знают, в кого влюбиться. А тут моя роль в мужском костюме, они и рассмотрели во мне своего лирического героя. Вы разве видели 15 мужиков, которые будут стоять и смотреть на певца какого-нибудь или на певицу? Засовывать спички в замок, ночевать в подъездах… Да никогда в жизни! Одни девицы, которые неисправимы и непобедимы. При этом они хотели в дом влезть, в душу, они хотели все знать. Собственно они все знали, и это было противно. Встречались просто безумные люди. У нас в доме жил парень на седьмом этаже — тихий сосед моей подруги. А после того как я снялась, совсем с ума сошел. Стал ходить к нам, папа его отправлял в милицию, а там говорят: нам нечего ему инкриминировать… Он катал вокруг дома коляску с куклой и всем рассказывал, что у него ребенок от Голубкиной. Совсем крыша поехала! Однажды звонок в дверь. Отец открывает, а он стоит вообще голый…
Андрей Миронов и Лариса Голубкина в компании Кирилла Ласкари (брата Миронова) и Владимира Высоцкого с Мариной Влади. Фото из открытых источников
А. Миронов и Л. Голубкина. Фото из открытых источников
ВСЕ СКАЗАЛА ОБ АНДРЕЕ МИРОНОВЕ
— Лариса Ивановна, как вы относитесь к тому, что с каждым годом имя Андрея Миронова все больше обрастает легендами? В том числе амурными…
— Знаете… Андрюши нет уже много лет. За эти годы написано огромное количество воспоминаний его жен, вдов и просто «его женщин». Конечно, противно, что сочиняют о нем истории, фантазируют, придумывают то, чего и близко не было. Но неужели вы думаете, что кто-то из нас может сказать истинную правду?! Ведь никто не скажет.
— Даже вы?
— В каком-то смысле и я, наверное, в их числе. Потому что все эти годы журналисты расспрашивают, расспрашивают, задают одни и те же вопросы. «Каким он был?» «А правда ли то, правда ли это…» «Почему вы больше не вышли замуж?» А я уже давно стараюсь не отвечать на них.
Понимаете, всем хотелось бы, чтобы наши отношения были похожи на сказку. Мол, жили-были принц и принцесса, потом он ушел из жизни, и она тоскует по нему все эти годы. Но это же все неестественно и цинично. Конечно, страшно, что люди уходят из жизни… Но у нас были совершенно иные отношения. Наша с Андрюшей жизнь протекала интересно, весело, полно. Мы прожили вместе 13 лет. С тех пор прошло времени в два раза больше, чем я с ним прожила. Я рассказала, все, что считала нужным. Вот честно – добавить нечего. Да и не надо.
Лариса Голубкина и Андрей Миронов. Фото из открытых источников
— Ваша дочь Маша не только продолжила актерскую династию, но и известна своей любовью к лошадям. Это она в вас такая «гусаристая»?
— А у меня нет такой паталогической любви к лошадям как у Маши. В девять лет она вдруг сказала: «хочу на лошадь»… Откуда это у нее, я даже не знаю. Думаете, я хотела, чтобы Маша была артисткой? Нет, конечно. А она в 14 лет снялась в фильме «Ребро Адама», после чего ко мне это уже не имело никакого отношения.
— Стендаль в своем трактате «О любви» утверждал, что в жизни человека два главных двигателя – любовь и тщеславие. Что движет сегодня Ларисой Голубкиной?
— С моим тщеславием-то все ясно – полная лажа! А любовь? Она всегда присутствует в жизни женщины. Особенно когда есть дочь, внуки. А еще есть чувство вины – я все время чувствую себя виноватой. Когда ты дочь, ты виновата перед родителями, что ты им чего-то недодала. Потом ты жена, и опять виновата – на этот раз перед мужем. (Смеется.) Сейчас уже — перед дочерью, перед внуками.
— В чем на этот раз?
— Недокормила, не обласкала до конца. Да, наверное, самое идеальное, когда бабушка кормит завтраком, обедом, «купается» в них. Но в моей жизни такого нет, поэтому чувство вины постоянно сидит в моей голове. Самое удивительное, что чем сильнее это чувство, тем больше у меня любви появляется, которую никто не видит, не слышит, не знает… Нет, я не оправдываюсь, не дай бог, а, с другой стороны, ну хорошо, брось тогда театр, забудь о гастролях, концертах. Не выходи на сцену! Нет, я это бросить не могу.
— В вашей жизни есть место мужчинам?
— Нет, у меня нету мужчин никаких. Ну и хорошо! А почему обязательно надо, чтобы кто-то был?!Есть Андрей Малахов, с которым мы созваниваемся. Есть стилист Саша Корниенко, с которым мы в приятельских отношениях… Это позиция! Возьмите Марлен Дитрих — знаменитая кинозвезда, толпы поклонников… До какого-то возраста она еще хорохорилась, а потом вдруг решила: хватит. Закрыла наглухо двери и прекратила близкое общение. Даже если кто-то в дом заходил, что-то приносил – разговаривала только по домашней рации уоки-токи, и никому не показывалась. Я думаю, что в этом есть здравый смысл.
«ВСЕ ДЕЛО В ГЕНЕТИКЕ»
— Чем наполнена ваша творческая жизнь, помимо театра?
— Один-два раза в месяц обязательно куда-нибудь езжу с концертами – «вечерами старинного романса».
— Когда-то вы романсы считали чем-то несерьезным, пошловатым.
— Не я так к этому относилась, нас так натаскивали на музыкальном отделении ГИТИСа. А на самом деле романсы — это прелесть и красота. Знаете, что приятно? На моих концертах всегда много молодежи и военных. А самое главное – как они слушают и как аплодируют. После такого приема ловлю себя на мысли: господи, значит, еще могу повлиять на молодежь каким-то образом.
— Ваш коллега по театру Владимир Зельдин объяснял свою работоспособность тем, что всю жизнь вел здоровый образ жизни, не пил не курил, занимался спортом… У вас есть свои собственные секреты, рецепты как сохранить форму, голос…
— Да никаких особенных секретов у меня нету. Некоторые пьют и курят и также живут до ста лет. Мне кажется, что секрет только в генетике. Видимо, и у меня в роду были крепыши, которые передали свои гены. Я езжу в Баварию или Швейцарию и отдыхаю там – хожу в горах, но не на лыжах, а пешком, ножками — в день по нескольку километров. И так — 15 лет.
— Для поддержания формы?
— Не только… Я в юные годы не занималась спортом как сумасшедшая, но неплохо бегала, увлекалась художественной гимнастикой, настольным теннисом. Потом был сильно загруженный работой период, когда я честно делала комплекс аэробики «Workout с Джейн Фондой». По 50 минут каждый день! Андрюша так просто переступал через меня, когда я на полу тренировала растяжку. Кстати, мне это очень помогло!
А хождение вообще идеально подходит для моей энергии, темперамента, мировоззрения. В этот момент столько появляется свежих мыслей, всяких планов театральных. Конечно, ничего из них толком не осуществилось. Но фантазия-то живая! Ну и конечно, дает мне силы. Во всяком случае никогда не пойду по улице ссутулившись — всегда расправлю плечи.
Л. Голубкина. Фото из открытых источников
— У вас есть какие-то тайные увлечения, интересы?
— Я любопытна, активна — меня много чего интересует. Например, сейчас особенно — жизненное пространство. Вот эта какая-то невероятная необъятность бытия, которую мы пропускаем, когда несемся молодые. Меня интересует наша история, наш сегодняшний день, что будет завтра… Как-то я пошла в кинотеатр и посмотрела «Солнечный удар» Никиты Михалкова. Три раза подряд – такое неизгладимое впечатление на меня произвела картина!
— ?!
— Ну такая грусть, такая обида нахлынула по поводу произошедшего в России в 1917 году. Как раздербанилось все, как разбросалось. Я понимаю, что менялось время – наверное, должно было что-то произойти. Но не в такой же степени! С 1918-го по 1922-й годы уничтожили 8 миллионов человек. Сажали всяких – и хороших и плохих, но ведь в основном растаптывались, уничтожались, топились, душились, расстреливались лучшие умы, элита и гордость страны. И на поверхность выходил средненький. В результате оказалось, что это середнячество дает сейчас негативные плоды.
А во время Великой Отечественной скольких миллионов не стало?! Причем уходили из жизни совсем молодые люди, не успевшие завести семей, зачать детей. Я иногда на эту тему размышляю… Ведь от них ну хотя бы миллион-то умных, талантливых, мыслящих, у которых руки растут из правильного места, – мог родиться. А они не родились, понимаете? Любая война уничтожает генетическую платформу, после чего очень трудно восстанавливаться. И это должно быть понятно нынешнему поколению.
— «Печально я гляжу на наше поколенье…» Так, Лариса Ивановна?
— Просто так хочется побольше людей правильных, хороших, милых, добрых, талантливых, красивых. Ну хоть бы один век нашей стране прожить без войн – посмотреть, во что это все может превратиться. А пока безумно грустно смотреть на происходящее вокруг.
Л. Голубкина. Фото из открытых источников