Шедевр кинокомедии или самый антисоветский фильм 60-х годов

Сценарий своего четвертого фильма Георгий Данеля решил писать вновь с Виктором Конецким. Сюжет придумал Данелия — стоит никому не нужный корабль, с него все воруют, на место украденного ставят лозунги; украли и собственный якорь. Положили его на прогнившую палубу, он ее продавил, упал на днище, пробил днище — и корабль пошел на дно. Команда прыгнула в воду и поплыла к берегу. Когда корабль пошел на дно и матросы спрыгнули, капитан надел парадный китель с орденами, вышел на мостик и взял под козырек. Но когда вода дошла капитану до горла, движение остановилось: корабль килем встал на грунт. И посреди моря из воды торчит голова в фуражке с рукой под козырек.

Сюжет — самый что ни на есть антисоветский, круче не придумаешь. Тут даже не фига в кармане, которую еще надо разглядеть и понять, а самая что ни на есть антисоветская пропаганда и агитация, то есть распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный или общественный строй, статья 70 УК РСФСР в полный рост.

Конецкому замысел очень понравился, он как раз только что пролечился в пятом наркологическом отделении Бехтеревской больницы, и ничего ему уже не было страшно. Для работы над сценарием он приехал в Москву к Данелии. Как-то они зашли в ресторан Центрального Дома литераторов поужинать. И к ним за столик подсел друг Конецкого писатель Юрий Казаков. Выпили. Конецкий предложил взять Казакова в соавторы сценария. Юрия Казакова критика называла «современным Буниным», и портреты его за рубежом печатались в журналах рядом с английской королевой.

— Вот в итальянских фильмах сценаристов — как собак нерезаных, по семь штук.

— Если он согласен, я — за, — сказал я.

— А актер Филиппов сниматься будет? — спросил Казаков.

— Будет.

И он согласился.

Дальше, когда заговорили о кино, у меня появилось подозрение, что Казаков за всю жизнь видел всего один фильм — «Карнавальная ночь».

Потом к ним за столик подсел Василий Аксенов. Мужики опять выпили и Конецкий предложил взять в соавторы и Аксенова. Все согласились. Но тут к ним подошел сценарист Валентин Ежов, он недавно получил Ленинскую премию за фильм «Баллада о солдате», и, узнав в чем дело, сказал соавторам, что их тут собралось три писателя и один режиссер, а кто же будет сценарий то писать. Снова выпили и взяли в соавторы и Ежова.

Писать сценарий решили в Одессе, там тепло, там яблоки, и ни грамма не пить пока не будет поставлена последняя точка. После этого все впятером отправились на «Мосфильм», подали сценарную заявку. Директор «Мосфильма» заявку одобрил, выдал соавторам аванс и они отбыли в город-герой, жемчужину у моря.

Конечно, соавторы над сценарием работают по разному. Вот те же Рязанов и Брагинский. Никуда не ездили, водку не пили, работали на дому. Рязанов успевал занять диван и лежа высказывал свои мысли сидящему за пишущей машинкой Брагинскому. И еще они умели монетизировать свои творения. Вначале публиковали их как повести или пьесы, а потом уже снимали фильмы.

Вот они — соавторы, решившие написать сценарий самого антисоветского фильма на тот период.

Василий Аксенов, Юрий Казаков, Виктор Конецкий и Валентин Ежов. Три писателя и один сценарист.

Василий Аксенов, Юрий Казаков, Виктор Конецкий и Валентин Ежов. Три писателя и один сценарист.

В Одессе соавторы поселились в гостинице «Красная» в пятиместном номере, и то им дали этот номер потому, что Ежов был лауреатом Ленинской премии, что практически приравнивалось к Герою Соцтруда. В ресторане гостиницы приступили к обсуждению замысла.

Казаков сказал, что он в сценариях ничего не понимает и поэтому напишет отступления — как смеялось море, как пахли доски, как горела лучина… Чем больше будет страниц, тем больше заплатят. Я объяснил, что сценарий по страницам не оплачивается. Нам подписали максимум и больше не дадут.

— А мы в журнале напечатаем, — сказал Казаков.

Аксенов предложил сделать историю капитана и корабля второстепенной, и ввести внучку капитана, жениха внучки, и центром сюжета сделать конфликт поколений. (Василий Аксенов был самым модным у молодежи писателем.)

— Что, так и будет эта внучка в шлюпке между кораблем и берегом мотаться? — спросил Конецкий.

— Ну пусть корабль не на рейде, а у причала стоит.

— А якорь? А голова в фуражке? Мы же заявку подали с таким сюжетом.

— Ну, раз подали, давай писать ту, — пожал плечами Аксенов. — Вы спрашивали о предложениях, я и сказал.

— Валя, а ты что скажешь? — спросил я Ежова.

— Я думаю, что все должно быть в меру, — сказал Валя. — Я понимаю, дали слово не пить — не пьем. И это нормально. Но начало работы надо отметить! Мы ж православные люди.

И на этом все согласились.

Действительно, как-то не по православному, не по-русски, приступать к важному делу и не отметить это. Вечером в номере соавторов собрались : польский эстрадный квартет, матросы китобойной флотилии «Слава», гастролировавшая в Одессе Нани Брегвадзе, братья Минц — циркачи из Майкопа, поклонницы Аксенова, поклонники Казакова и Конецкого, кинорежиссеры Одесской киностудии Петр Тодоровский с гитарой и Юрий Чулюкин ( «Неподдающиеся» и «Девчата»), блестящий чечеточник.

Так и представляется сюжет для великолепной короткометражки. Петр Тодоровский насвистывает и исполняет на гитаре вальс Энрико Росси «Память цветов», что он потом исполнит в фильме Марлена Хуциева «Был месяц май». Юрий Чулюкин бьет под эту музыку чечетку. Нани Брегвадзе зычно исполняет вокализ. Циркачи из Майкопа жонглируют пустыми, выпитыми бутылками и разбивают в номере люстру. А моряки-китобои не успевают бегать в магазин за новой партией спиртного.

На третий день соавторы все-таки решили сесть за работу.

Но все на свете кончается и веселье тоже. И мы опять сели за стол совещаться. Ежов попросил напомнить сюжет. Я рассказал еще раз.

Казаков сказал, что он в кино ничего не понимает и напишет отступления.

Аксенов сказал, что раз договор подписали, надо работать.

А Ежов сказал, что все хорошо в меру. Уже почти сутки постимся…

В итоге первым уехал к маме в Калининград Аксенов, затем Казаков отправился в Казахстан на халтурку, переводить какой-то толстый роман, последним уехал Конецкий, его вызвали на партсобрание в Ленинград для проработки, он подписал какое-то письмо в чью то защиту.

Расплатившись за номер, телефон и разбитую люстру Данелия и Ежов на последнюю десятку денег взяли билеты на теплоход до Ялты. В Ялте снималась в это время Любовь Соколова и Данелия надеялся устроиться у нее в номере , а Ежов, как лауреат Ленинской премии, выбить путевку ялтинский Доме творчества писателей.

Вот во время плавания Ежов и предложил бросить эту идею с разворованным и затонувшим антисоветским кораблем и написать сценарий о простом советском человеке из народа, который стал «национальным достоянием» страны из-за того, что у него оказалось во рту 33 зуба. Хоть в этом, но СССР впереди планеты всей вместе с балетом и ракетами. Пока плыли до Ялты Данелия и Ежов напридумывали на две серии.

В Ялту вызвали Конецкого. Тот прилетел, так как считал , что Ежов только трепаться может. Но увидев написанные одним из лучших сценаристов страны 10 страниц текста, сказал, что ему тут делать нечего. Но его уговорили остаться, так как очень нужен его юмор. Сценарий писали три месяца по 16 часов в сутки. В итоге, прочитав его, Конецкий сказал — не примут. И это понятно. Антисоветчины там было еще больше, чем в затонувшем корабле. Но соавторы пошли на хитрость. Специально включили в сценарий абсолютно непроходную сцену допроса главного героя в КГБ.

— Под чью диктовку вы распространяете слухи, что у вас не тридцать два, а тридцать три зуба? Мы‑то знаем под чью, но для вас лучше будет, если вы добровольно признаетесь.

— Но у меня действительно тридцать три зуба!

— Продолжаете упорствовать?

— Не верите — посчитайте.

— Гражданин Травкин, в СССР вас триста миллионов. Что же, по‑вашему, мы у каждого зубы будем считать?

Это сработало. Сцену исключили, а сценарий приняли. Сценарий писался на Юрий Никулина. Кузьма Иорданов из «Когда деревья были большие», и милиционер Глазычев из «Ко мне, Мухтар» сделали Никулина главным исполнителем ролей «простых людей из народа». Но Никулин уехал с гастролями Московского цирка в Австралию. И на роль Ивана Сергеевича Травкина, обладателя 33-х зубов, взяли актера московского драматического театра им. Станиславского Евгения Леонова. Коронной его ролью в кино до этого был буфетчик Шулейкин из «Полосатого рейса». Известность ему принесли также и красный казак Яков Шибалок из «Донской повести», и комедийный граф Кутайсов из «Крепостной актрисы».

Фильм снимали очень быстро, торопились, так все время удивлялись почему же их не закрывают. Но к удивлению всех причастных, фильм как и сценарий приняли без переделок. Только попросили уточнить для зрителей жанр — «ненаучная фантастика». Такое уже было с предыдущим фильмом Данелии «Я шагаю по Москве», когда начальство спросило: «А почему комедия, когда не смешно?» На это Данелия ответил: » А потому, что это лирическая комедия». В титрах фильма так и написали «лирическая комедия». Данелия открыл новый жанр.

— Пронесло, — сказал оператор Сергей Вронский.

Он с самого начала удивлялся тому, что сценарий приняли, что фильм запустили. И все время торопил меня снимать быстрее, пока не очухались и фильм не закрыли, — «потому что это критика советской власти». Я говорил, что мы снимаем фильм об идиотизме, который существует в любом обществе, а на советский строй и не замахиваемся, а Вронский говорил, что любое упоминание об идиотизме — это и есть критика советской власти. Но работал с полной отдачей: «Фильм на экраны, конечно, не выпустят, но хоть бы самим посмотреть».

Картину приняли, и мы успели показать ее в Тбилиси в Доме кино и в Ленинграде в Доме кино. И в Москве — в Доме Кино, в Доме литераторов, в Доме композиторов, в Доме журналистов, в Доме художников, в Доме архитекторов… И на каждом обсуждении после просмотра выступали усатые старушки в очках, называли нас Гоголями и Щедриными и очень удивлялись, что фильм не положили на полку.

— Накаркают, девицы, — каждый раз вздыхал Вронский.

И накаркали. Перед просмотром в Доме ученых мне позвонили из группы и сказали, что копию на студии не дают: «родимые очухались» и фильм закрыли.

Закрыли так, что Данелия не смог показать его Расулу Гамзатову, одному из самых уважаемых в стране людей. Но директор»Мосфильма» отказал даже Гамзатову. Но совершенно случайно, проезжая мимо маленького кинотеатра в саду «Эрмитаж». Данелия и Гамзатов увидели афишу с рекламой «Тридцать три». Оказалось, что для выполнения плана директор кинотеатра взял на складе Госкино копию фильма. Билеты были распроданы на две недели вперед и Данелии с Гамзатовым поставили два стула в проходе.

Тут ведь на решение начальства о запрете демонстрации картины сыграло роль и то, что в Москве в это время проходил процесс по делу писателей Синявского и Даниэля, обвиненных в том, что в своих художественных произведениях, которые они публиковали на Западе под псевдонимами Абрам Терц ( Синявский) и Николай Аржак (Даниэль), занимались клеветой на советский общественный строй. И это мимоходом задело и Данелию.

В его дверь однажды позвонил некий молодой человек

Молодой человек огляделся, конфиденциально сообщил, что группа прогрессивно настроенной молодежи поддерживает меня в моей борьбе с этим проклятым режимом и готова мне помочь. Я посмотрел в его очень честные серые глаза и спросил, чем они могут мне помочь. Он предложил издать на Западе мои неопубликованные заметки, рукописи, — если они у меня есть. Тогда я сообщил ему (тоже конфиденциально, шепотом), что из неопубликованных рукописей у меня осталось только письмо к матери. Сейчас не вспомню, где оно, но текст знаю наизусть. Вот: «Дорогая мама… — тут я прервался (вышла соседка гулять с собакой), переждал, пока она спустится, и продолжил: — Дорогая мама, как ты поживаешь? Я поживаю хорошо. Здесь идет дождь». И уточнил:

— Это я писал из Свердловска, там тогда были дожди.

— А дальше что?

— Дальше — «Целую, твой Гия» Но одно условие, если берете, прошу опубликовать под псевдонимом. Текст запомнили или написать?

— Запомнил, спасибо, — молодой человек вежливо попрощался и ушел.

«Письмо к маме» в западной прессе так и не появилось. Терпеть не могу таких людей: зачем тогда было обещать, вселять надежду.

Но на этом не закончилось

На следующий день выхожу из подъезда, встречаю Женю Авдюхова, электрика из нашего ЖЭКа (мы с ним в одном подъезде жили).

— О! Ты на воле? — удивился Женя. — А Горфинкель свистит, что тебя посадили. Что вы с каким‑то евреем Ленина в книжке обосрали и в загранице напечатали…

— Секундочку, — до меня стало доходить, — с каким евреем я книжку писал? С Синявским?

Тогда же, когда запретили «Тридцать три», посадили Синявского и Даниэля за «антисоветскую книгу». А поскольку фамилии похожи (Даниэль‑Данелия) и фильм мой закрыли, пошел слух, что посадили меня.

…две открытки пришли. Анонимные. Там писали, что родители могут гордиться таким сыном. И что «Россия воспрянет ото сна…»

И ведь было за что закрывать этот фильм. Хотя начинался он как обычная комедия. Жил в городке Верхние Ямки технолог местного завода безалкогольных напитков Иван Сергеевич Травкин. И как-то заболел у него зуб, да так, что мочи никакой.

Два сына переживают. Справа это сын Георгия Данелия Коля.

  Сценарий своего четвертого фильма Георгий Данеля решил писать вновь с Виктором Конецким.-2

Жена вся извелась. Любовь Соколова — жена Георгия Данелия

  Сценарий своего четвертого фильма Георгий Данеля решил писать вновь с Виктором Конецким.-3

А Иван Сергеевич греет «синей лампой» или, как ее еще называют изобретенным еще до революции и применяемым только в России в связи с тем, что его лечебные свойства не доказаны, «рефлектором Минина» больной зуб.

  Сценарий своего четвертого фильма Георгий Данеля решил писать вновь с Виктором Конецким.-4

И по утру всей семьей повели Ивана Сергеевича к стоматологу. Выяснилось, что болит у него тридцать третий зуб. Во всем мире у всех людей тридцать два зуба, и только в Советском Союзе у Ивана Сергеевича Травкина их тридцать три.

«Надо немедленно звонить в область товарищу Пристяжнюк!»,- дает указание своему молодому коллеге, обнаружившему тридцать третий зуб, более опытная стоматолог. И с этого то и начались удивительные похождения технолога Ивана Травкина в Стране Советов. Но об этом в следующей части. Вот тут